Сапоги для невидимки
4 марта 2011. : ilonka
Не знаю, как с вами, но со мной, абсолютно точно, происходят самые удивительные вещи. Причём, они настолько удивительны и чудесны, что порой рассказывать о них, хотя и очень хочется, но, скорее всего, ненужно…
Знаете, многие просто не поверят, а ведь некоторые ещё и подумают, что, мол, «ку-ку» тётя и пора ей посетить одно заведение…
В общем, много чего сказать могут, некоторые острословы, но мне уже давно, как говорится, – всё равно…
Да и я бы раньше тоже не поверила. А сейчас - просто расскажите мне любую невероятную историю, поверю и всё, без вопросов. Потому что уж слишком много этих историй происходило в моей замечательной жизни.
И если бы не все эти чудеса, может быть так бы и осталась я Фомой неверующим и со скепсисом своим примитивным жила, довольствуясь, как, впрочем, очень многие, обыденной серой жизнью, в которой, скажу я вам по секрету, всегда остаётся место божественному чуду! И тут самое главное – верить!
На масленицу бывает солнечно и радостно, как вот, например, сегодня...
А тогда было серо, пасмурно, промозгло и так противно…
Зима не хотела сдаваться, стояли очень сильные морозы, а снега совсем не было…
Мир за окном казался унылым, таким равнодушным и просто отвратительным.
В тот понедельник и началась масленичная неделя. Но начало её было каким-то совсем безрадостным.
Чтобы немного отогреть свои тело и душу, я решила-таки испечь блины.
Монотонно помешивая тесто, разбивая комочки, я подошла к подоконнику с кастрюлей в руке и увидела довольно странную картину.
На остановке стояла высокая, худая девушка или женщина в светло-голубом пальто и белых гамашах.
На одной ноге у неё был надет какой-то странный войлочный сапог, наверное, без замка, а на второй ноге… обычная белая коробка из-под обуви.
Я не могла поверить своим глазам и стала пристально наблюдать и за этой странной девушкой и, заодно, за реакцией прохожих.
Я, конечно, допускала мысль, что она где-то, каким-то образом, потеряла свою обувь и теперь вот ждёт троллейбус или автобус, чтобы быстрее добраться до дома.
Странно, но троллейбусы и автобусы шли очень часто, просто один за одним, а она всё так же стояла, а через какое-то время вообще присела на край скамейки, как будто никуда не спешила.
Люди проходили мимо, никто почему-то не замечал её странной обуви. Мне уже тогда показалось, что её никто и не видел, кроме меня. Наш народ посто так не проходит мимо.
Я вдруг так сильно заволновалась, стала думать, какие сапоги могут ей подойти. Учитывая её очень высокий рост, размер должен был быть немаленький.
Оставив мысль о блинах, я полезла в кладовку в надежде найти хоть что-то, пока она не замёрзла там в своей обувной коробке на одной ноге…
«Ну, надо же мне было выбросить такие хорошие сапоги», – сокрушалась я, вспоминая, как вынесла недавно на помойку свои почти новые чёрные зимние сапоги, которые после непродолжительной носки стали мне очень велики и широки, из-за этого я чуть не вывихнула стопу. Вот так и решила от них избавиться, пока ноги целы. Жаль, конечно, было их выбрасывать, но уверенности придавала горькая правда, что пространства для жизни остаётся в квартире всё меньше и меньше, а одежды и обуви всё больше и больше.
Вот они бы точно ей сейчас подошли, в самый раз…
Я быстро пересмотрела коробки со старой обувью, которые ещё ждали своей очереди на помойку, все с высокими каблуками и узкими носами.
«Зачем-то выбросила тогда сапоги, не понятно»,- ругала я себя, ковыряясь в обувных коробках.
Закрыв кладовку, я снова подошла к окну, в надежде, что она за это время успела всё-таки уехать. Но она так и продолжала сидеть, как будто время для неё остановилось.…
«Может, мне испечь блинов и отнести ей поесть?»- промелькнуло вдруг в моей голове.
Но ведь у неё коробка на ноге, она же замерзает, а не голодает. Неужели, это, действительно, никто из прохожих не видит.
Пока я тут начну печь блины, она там замёрзнет. Какие блины! Да, она не сможет проглотить это тесто…
Так я накручивала себя с каждой минутой всё сильнее и сильнее, механически натягивая на себя какую-то верхнюю одежду, чтобы выйти, наконец, на улицу и отнести ей хотя бы что-то на ноги. Быстро положила ещё в пакетик печенья и немного конфет, так, на всякий случай.
Второй раз открыла кладовку, чтобы уже схватить первые попавшиеся сапоги, пусть на шпильке…и просто остолбенела от неожиданности: прямо передо мной на полке стояли те самые, чёрные зимние сапоги, которые я и выставила на помойку…
Они были вымыты и начищены, и они стояли на полке прямо у меня перед носом…
Пять минут назад их там не было! Их там не было!
Дрожащими руками я запихнула сапоги в пакет, натянула на голову капюшон куртки и, захлопнув двери квартиры, выскочила, наконец, на улицу.
Когда я подходила к остановке, женщина встала, но не повернулась, и я окликнула её со спины.
- Женщина, вот для вас эти сапоги, возьмите, пожалуйста!
Она слегка повернула ко мне голову и протянула руку…
Я в ужасе отпрянула, но всё же успела повесить пакет ей на руку, вернее на её ручку… потому что из рукава пальто торчала крохотная детская ручка, с малюсенькими тонкими пальчиками, которые вряд ли смогли бы удержать этот пакет с сапогами…
В моих висках учащённо пульсировала кровь, я вытащила из кармана пакетик со сладостями и протянула ей. Она повернула ко мне голову, и тут я чуть не лишилась чувств. Вокруг её головы был намотан какой-то бордовый не то вязаный шарф, не то свитер, который скрывал голову и всё её лицо полностью, и только в том месте, где должны были быть глаза, что-то просвечивало… как у человека-невидимки.
Она взяла и пакетик с печеньем, но я сейчас точно не помню, как и какой рукой...
Помню только, что мимо нас всё время проходили люди, но никто из них её вообще не видел, не замечал.
В полуобморочном состоянии, я вернулась домой и, подбежав к окну, увидела, как она медленно уходит в моих чёрных сапогах по противоположной стороне улицы…
И это всё было со мной? А что это вообще было? Я растеряно смотрела из окна на пустой пакет из-под сапог.
Зацепившись за какой-то крюк в ограде и раздуваемый ветром, он раскачивался теперь из стороны в сторону, демонстрируя хорошо читаемую на нём надпись «Седьмой континент».
«Хорошо, что не «четвёртое измерение», это было бы уже слишком»,- думала я, автоматически снимая злополучные блины со сковородки, забывая иногда смазывать их маслом, чтобы не слиплись…
Пообещав себе, что никогда и никому не расскажу об этом невероятном случае, я немного успокоилась.
И неожиданное появление сапог в кладовке, вообще-то, можно списать на забывчивость и плохое зрение. И даже не обязательно учитывать ироничный ответ мужа, который на мимолётный вопрос, не видел ли он мои чёрные сапоги, в которых я подвернула ногу, ответил, не задумываясь, что последний раз он видел их на помойке, куда мы с ним вдвоём и вынесли ящик из-под телевизора, набитый старьём.
Даже то, что на одной ноге у этой бедняги была надета коробка, наверное, может найти объяснение, хотя и её белые гамаши и светло-голубое пальто были абсолютно чистыми…
А этот шарф, под которым не было видно лица, и почему она так и не сказала мне ни слова, даже спасибо…
Скажу честно, мне потребовалось достаточно времени, чтобы выбросить из головы этот странный случай. И я сдержала обещание – никому об этом не рассказывать.
Наступившая весна добавила оптимизма и забот в мою размеренную жизнь. Так я почти полностью избавилась от странных и не очень приятных «масленичных»
воспоминаний. А ещё я ждала Пасху,- мой любимый праздник, с самого детства.
К Пасхе все, обычно, моют окна, стирают гардины, освобождают балконы и лоджии. Я тоже старалась всё успеть, пока деньки стояли тёплые, погожие. Потом будет стоять очень ветреная и холодная погода, проверенно жизнью. И только в день Пасхи станет тепло и светло, уже по-настоящему…
Я вымыла все окна лоджии и, протирая уже насухо стёкла, наводила блеск, как вдруг услышала странный звук, доносившийся с улицы.
Оказалось, что там работала женщина-садовник, которая с силой вырубала молодую дикую поросль кустарника, пробивавшуюся прямо через асфальт, в неположенном ей месте.
В руках у неё было что-то очень острое, металлическое, чем она и орудовала. Вокруг полегли уже первые жертвы такого корчевания – тоненькие веточки ясеня и клёна, которые с трудом пробивали себе дорогу к свету.
Прямо напротив моих окон выросло именно таким диким способом целое тутовое дерево. Оно уже хорошо окрепло и просто резаком ей с ним справиться было бы сложно. И я успела как раз вовремя!
- Прошу вас, не трогайте это дерево, я за ним ухаживаю, это моё дерево.
Она, наверное, решила, что надо убрать всё лишнее, чтобы была ровная линия…
Эта женщина была настроена решительно.
- Пожалуйста, не трогайте его… Это память о детстве…
Начала было я уговаривать её, а потом, вдруг неожиданно, схватила с верёвки свой, выстиранный и уже высохший шёлковый костюм оливкового цвета, и, слегка прицелившись, сбросила ей прямо в руки…
- Это вам… надеюсь, подойдёт. Носите на здоровье.
Она в ответ ничего не сказала и быстро удалилась, завернув за угол дома, и я уже не слышала этих режущих звуков за моими окнами.
В день Пасхи я случайно столкнулась с этой женщиной на пороге Храма, если это слово «случайно», вообще, как-то применимо в моей жизни.
Я радостно поприветствовала её первая, и, надеясь, что она так меня быстрее узнает, немного смущаясь, спросила, подошёл ли ей мой костюм…
В ответ она тихо сказала: «Всё подошло: и костюм и сапоги»…
И, пока я стояла онемевшая, в каком-то странном оцепенении, растворилась в толпе прихожан.
Больше я её никогда не видела.
Да, в «жилконторе» мне популярно объяснили, что никаких «таких» садовников нашему дому не положено, платить им нечем.
«Надо вам, сами и нанимайте себе садовников»...
А деревце моё выросло и уже плодоносит...
Прошлым летом я сорвала несколько чёрных ягод и попробовала на вкус. Вкус был необычным для плодов обычного тутового дерева ...
Дерево быстро росло. Его ветви расходились тремя раскидистыми побегами от самой земли, где когда-то пробилось прямо через асфальт жизнелюбивое растение, символизируя собой Троицу, а для меня ещё и Веру , Надежду и Любовь.
Его крона разрослась и уже создавала тень для окон соседей с первого этажа. Наверное, они захотели больше солнца в своей квартире, не знаю, но однажды я выглянула в окно и увидела, как сосед, орудуя ножовкой, расправился с зеленым живым деревом буквально за пять минут...
Три безжизненных пенька торчат из земли до сих пор, как памятник сиюминутности, бренности и бездуховности человеческого существовани.
Автор: Алла Войцеховская