Конь, Чита и вурст...
15 июня 2014. : ilonka
Мы с дочкой обнаружили этих лошадок совершенно случайно, когда однажды прогуливались по живописным улочкам, ведущим прямо к одиноко стоящим в глубине огромного двора холодным и мрачным кирпичным зданиям с решётками на окнах.
Это были две лошади карликовой породы: коренастый рыжий жеребец с бежевой гривой и довольно длинноногая для своей породы полностью белая лошадка.
Они стояли в большом загоне, обнесённом деревянным забором, поверх которого была навита колючая проволока.
Трава зеленела всюду бархатистым ковром и только в загоне не было ни травинки, казалось, что кто-то аккуратно сбрил её бритвой, а в яслях для кормления желтела прошлогодняя солома.
Когда мы подошли поближе, то увидели, что лошадки грязные и не чёсаные, очень худые и голодные.
Был выходной день и выяснять, чьи они, мы не стали. Просто нарвали растущей поблизости травы и покормили их прямо через забор.
Рыжий жеребец долго не подпускал "блондинку" к траве, вёл себя очень агрессивно, и тогда мы решили кормить их с разных сторон забора.
Я давала траву белой лошадке через дыру в заборе, а дочка в это время кормила рыжего. Они ели и ели, фыркали и требовали ещё и ещё...
"Хорошо, что это карликовая порода",- подумала я о том же, что моя дочь произнесла вслух, прочитав мои мысли.
Мрачные здания с решётками на окнах принадлежали местному интернату для детей, оставшихся без попечения родителей и тех, уже взрослых, кто по состоянию здоровья продолжал жить при интернате после своего совершеннолетия.
Во дворе интерната, куда можно было свободно войти через открытую калитку, мы обнаружили кучу скошенной газонокосилкой травы, которая, похоже, давно уже тут лежала и прела под дождём и солнцем, но почему-то так и не была скормлена лошадям...
А вокруг ни души, тишина и покой, и удивительное, нескончаемое пение птиц в садах и парках возле уютных домиков неподалёку, с пустующими резными балкончиками и цветущими террасами. Выходной день, конечно, да ещё и футбол по телевизору...
Мы решили, что в следующий раз нарвём много свежей травы заранее и принесём её нашим новым знакомым.
Мы попрощались до следующего раза, помахав лошадкам издалека, а они ещё долго провожали нас своим печальным взглядом из-за забора...
В следующий раз мы пришли к лошадкам с полным пакетом сочной травы. Рвали и резали её буквально "в четыре руки", обжигались крапивой и по очереди вскрикивали от внезапно выскакивающей из-под кустов разной живности - зелёной ящерицы, серой мышки и даже одной чрезвычайно любопытной белки, которая буквально сверлила нас своими глазками-бусинками, словно желая спросить:
"А что вы тут делаете, а?"
Мы хорошо запаслись разнотравьем, но особенно наших новых друзей обрадовали пучки цветущего клевера и веточки душистой белой акации, которые для них оказались настоящим десертом.
Ещё издали мы увидели небольшую группу интернатских детей, катающихся по территории двора на самокатах и велосипедах. Некоторые воспитанники постарше просто сидели и играли, уткнувшись в свои мобильные телефоны.
Никто не проявлял никакого интереса ни к лошадям, ни к нам.
Один раз, когда дочь была сильно занята, я пришла кормить лошадей одна. Трудность для меня состояла только в том, что одной мне было бы сложно кормить сразу двух лошадок.
Рыжий жеребец ни за что не захотел бы делиться едой. Тогда я пошла на хитрость. Незаметно подкралась к тому месту возле забора, где стояла белая лошадь и дала ей сразу большую охапку травы, а потом уже подозвала рыжего и кормила его небольшими пучками сочной зелени прямо из рук.
Именно в это время со стороны интернатского двора к забору подошла девочка лет двенадцати и сказала на местном австрийском диалекте немецкого несколько фраз, из которых я смогла разобрать только то, что у лошадей есть свой корм...
"Кук", - сказала я ей на "хох-дойче", что в переводе с "высокого немецкого" означает: смотри!
И продемонстрировала, как голодный жеребец с жадностью хватает зелёные веточки клевера своими бархатными губами.
Потом спросила у неё, говорит ли она по английски, но ответа не дождалась, потому что девочка убежала, наверное рассказать кому-то из взрослых о том, что их лошадок кормят посторонние люди.
Я высыпала остатки травы возле забора на полностью вытоптанную голую землю загона, поискала и нашла ещё немного молодого клевера в овраге поблизости, нарвала и покормила им белую лошадку, которой на этот раз уделила гораздо меньше внимания, чем рыжему...
- Чуус.. - Пока, мои дорогие, до скорого...
Лошадки стояли теперь рядом, положив свои головы прямо на колючую проволоку и печально смотрели мне вслед...
***
Ежедневные походы за свежей травой с последующим кормлением стали теперь нормой моей жизни.
Я всё чаще наблюдала за интернатскими детьми, пытаясь понять, как устроена их жизнь, к чему готовит их школа и общество.
Так я узнала, что некоторые самые способные старшеклассники интерната обучаются в местной гимназии для одарённых детей, которая находилась совсем недалеко, буквально за калиткой, в сотне метров от интерната.
Когда занятия в гимназии заканчивались, юное поколение "вываливало" на улицу с радостными воплями, доставало свои сигареты, планшеты, ай-педы, ай-поды и прочие "хэнди", эти атрибуты современной человеческой коммуникации, я просто оставалась незамеченной и начинала свои личные наблюдения.
Пробритые затылки, аккуратно выстриженные виски, розовые и зелёные "эракезы", татуировки и пирсинг возвращающихся к обеду в свой интернат, чем-то, наверняка, одарённых молодых людей, давали мне понять, что просто так поговорить по душам с ними о дальнейшей судьбе "моих" бедных лошадок не получится.
Один раз мы пересеклись прямо у калитки, возле загона - группа подростков стояла там и бурно обсуждала результаты голосования только что прошедшего конкурса "Евровидение".
Оказалось, что все они дружно отправили свои голоса за представлявшую их страну Кончиту Вурст и очень гордились этой своей победой...
Но ведь каждый день они проходят мимо загона с несчастными голодными лошадками, в ту самую калитку, которая ведёт их в свободную жизнь свободной страны...
По состоянию своего странно организованного ума, я знала, что буду носить траву лошадям до тех пор, пока я здесь и пока мне это кормление кто-нибудь официально не запретит.
И то и другое в общем-то было делом времени.
Обращаться в полицию, чтобы они силой закона заставили ухаживать обитателей интерната за подопечными, было законным правом только для граждан этой страны.
Они бы, наверняка, составили какой-то протокол и даже оштрафовали хозяина загона, который после таких санкций просто быстрее избавился от "головной боли" самым элементарным способом,- отправил бедных лошадок "на колбасу"...
Кстати сказать, самым большим деликатесом считается в этой стране колбаса или "вурст" из конины и мяса жеребят...
Шокирующие кадры убийства жирафа с последующим разделыванием туши на глазах у детей и дикое по сути усыпление львов в одном из зоопарков европейской страны долго не давали мне покоя...
- Да, это свободная Европа...
Знают ли они, ведают ли, что подрастает поколение равнодушных людей, не знающих сострадания, не способных чувствовать чужую боль...
Среди тех интернатских детей, кто обучался в гимназии, была одна девочка, которую я заметила сразу. Она отличалась от остальных не только тем, что была инвалидом детства, её большой горб не скрывала даже просторная блуза, ещё у неё был удивительный взгляд огромных синих глаз...
Так смотрят только глаза совершенно одинокого существа, человека или животного...
Вот с такими грустными мыслями я пришла к загону в последний раз, едва сдерживая слёзы.
У ограды загона стояла та самая девочка-горбунья и держала в руке веточку клевера, пытаясь покормить рыжего жеребца. Она пока немного боялась его реакции на кормление, но я показала ей, как нужно кормить лошадок.
Мы просто стояли и улыбались друг другу.
- Как тебя зовут?
- Мария
- А знаешь, как их зовут?
Она отрицательно замотала головой.
- Рыжий - Конь, а белая - Чита, а вместе - Кончита... Вурст, колбаса... понимаешь?
Она грустно улыбнулась, в её прекрасных глазах блестели слёзы сострадания...
Автор: Алла Войцеховская